Но оба они, и фермер-богач, и финансовый магнат, не спешили начинать неприятный разговор. Отец жениха закурил толстую сигару и протянул Пикету через стол листок бумаги. Пикет прочел. Это было письмо его дочери.
— Мне страшно жаль, — заметил он. — Она мне рассказала. Я знал, что она написала ему письмо, только до сих пор не видел его.
Скотовод подался вперед, лицо красное, мясистое, глаза сердито сверкают из-под полей шляпы «Стетсон», которую он не снимал нигде, даже в кабинете.
— Не получится! — Он пригрозил пальцем. — Не позволю, понял ты? Ни одной девчонке не позволю так обращаться со своим мальчиком!
Банкир пожал плечами.
— Я тоже, как и вы, разочарован, — сказал он. — Но сами знаете, эти молодые люди… могут иногда и передумать. Оба они слишком молоды, так к чему гнать такую спешку?
— Поговорите с ней. Убедите в том, что она делает страшную ошибку.
— Я уже с ней говорил. И мать — тоже. Но она и слушать не желает. Только и твердит, что хочет разорвать помолвку.
Владелец ранчо откинулся на спинку кресла и окинул взглядом свой роскошный кабинет, думая о том, сколь многого достиг. А ведь начинал простым ковбоем.
— А теперь что касается моего мальчика, — сказал он. Забрал письмо Линды и подтолкнул к Пикету пачку каких-то бумаг. — Вот, прочти-ка это!
Уильям Брэддок по прозвищу Большой Билл действительно прошел долгий путь. Дед его был родом с запада, из Бисмарка, что в штате Северная Дакота, где родился, женился, а потом служил в кавалерии. И погиб в сражении на Великих равнинах. У деда также имелся собственный магазинчик, и, хоть дела в нем шли ни шатко ни валко, он не расставался с ним всю жизнь. Сын пошел по стопам отца и больших успехов в коммерции тоже не достиг. Зато внук переплюнул их всех. И начал свое восхождение с работы на скотоводческом ранчо.
Он был огромным грубым и жестким парнем и предпочитал решать споры кулаками — как правило, исход всегда был в его пользу. А после войны не упустил возможности открыть собственное дело: приобрел грузовик-рефрижератор и на нем доставлял свежую говядину из Монтаны за несколько сот миль.
Дело, начавшееся с грузовика, неуклонно расширялось, вскоре он прибрал к рукам скотобойню, а спустя еще какое-то время контролировал уже весь бизнес, начиная от выпаса скота и кончая разделкой туш и расфасовкой мяса. Он даже создал свою собственную торговую марку: «Бифштексы от Большого Билла» — свеженькие, сочные, и завалил мясом все местные рынки. И стал в здешних краях большим боссом.
Ранчо «Бар-Ти», приобретенное им десять лет тому назад, буквально преобразилось после перестройки, а дом Большого Билла считался самым роскошным особняком на Йелоустон. Жена, слабенькая худенькая особа, на его взгляд — почти невидимка, умудрилась произвести на свет единственного сына. Но тот, увы, в Брэддоков не пошел. Кевину было двадцать пять — легкомысленный, избалованный, он смертельно боялся отца. Но Большой Билл был просто помешан на своем отпрыске; считал, что тот заслуживает только самого лучшего. Майкл Пикет закончил читать бумаги. Он был бледен, руки дрожали.
— Я не совсем понимаю… — начал он.
— Чего тут понимать, Пикет, все очень просто. Я целую неделю только тем и занимался, что скупал все ценные бумаги, имеющиеся на руках у людей в этом штате. Сие означает, что я стал держателем контрольного пакета акций. И твой банк теперь принадлежит мне. Уж поверь, этот гребаный пакет обошелся мне недешево. А все из-за твоей дочурки. Да, хорошенькая, признаю, но глупа, как пробка. Мне плевать, кто тот парень, с которым она спуталась, знать не желаю! Но ты должен приказать ей бросить его! Пусть напишет моему сыну новое письмо, сознается в своей ошибке. И помолвка будет считаться действительной.
— Но что, если я не смогу ее убедить?
— Тогда скажешь ей, что она станет причиной полного твоего разорения. Я заберу у тебя банк, заберу дом, отниму все, что ты имеешь! Скажешь ей, что тогда она и чашки кофе в этом штате в кредит не получит! Понял?
Майкл Пикет ехал домой и чувствовал себя конченым человеком. Он знал, что Брэддок не шутит. Большой Билл уже проделывал такие штучки с другими людьми, посмевшими стать ему поперек дороги. Пикета также предупредили, что свадьба должна состояться в середине октября, то есть через месяц.
Состоялся семейный совет. Особенно усердствовала миссис Пикет. В ход пошли угрозы и уговоры. Да соображает Линда, что делает? Понимает, чем все это может закончиться? Да свадьба с Кевином Брэддоком в один миг вознесет ее на самый верх, она получит все, ради чего другие люди работают всю жизнь: прекрасный дом, имение с садом, где так хорошо будет ребятишкам, лучшие школы, положение в обществе. Как можно отказаться от всего этого ради какого-то глупого увлечения жалким безработным актеришкой, разыгрывающим роль скаута для развлечения студентов и школьников на каникулах?
На семейном совете присутствовали также два брата Линды. Один вызвался поехать в форт Херитейдж и по-мужски поговорить с этим выскочкой. Оба брата, зная мстительный нрав Брэддока, были просто уверены, что могут потерять работу. Старший из них находился на государственной службе, а у Брэддока были очень влиятельные друзья в Хелене.
Отец сидел молча, протирал очки с толстыми стеклами и выглядел таким несчастным. Жалость к нему — только это и заставило Линду Пикет изменить свое решение. Она кивнула, поднялась и пошла к себе в комнату. И написала там два письма.
Первое предназначалось Кевину Брэддоку. В нем она признавалась в глупом девичьем увлечении молодым ковбоем и клялась, что теперь с этим покончено. Она очень сожалела, что написала ему то, первое письмо, и теперь просит у него прощения. Она считает их помолвку действительной и с нетерпением ждет свадьбы, которая непременно состоится в октябре.